«Пора валить за границу или 9 мая – День Победы».
Написано после встречи с бабушкой в мае накануне дня Победы.
Публикуется в честь ее Юбилея.
Кто не знает: бабушке моей 90 лет. Это бабушка не из тех, которых списывают еще в 60 и ждут. Это не та бабушка, которая мало чем интересуется и сплетничает на лавочке о чужих жизнях. Это не та бабушка, от которой пахнет пугающей старостью. Это бабушка – Человек Человечище. Полная достоинства и внутреннего духа взрослая женщина. От нее пахнет умудренной сединой, полнотой прожитой жизни, прополотым вовремя огородом, ранним подъемом, чистым домом, цветущими грядками. От нее пахнет многодетной мамой, многовнучной бабушкой и многопрачнучной прабабушкой.
Мне всегда была интересна ее жизнь, события ее жизни, ее реакции на эти события. Но с появлением в моей жизни осознанности и внимательности, ее разговоры со мной на тему жизни имеют теперь особое влияние. Я ее впитываю, осознаю, ощущаю, проникаюсь. Учусь.
Когда пришло время очередной поездки к ней, в голове уже было много всякой информации, к бабушке хотелось нестерпимо. Возраст почтенный, а поездки так редки, что каждый раз бегает эта противная мысль: только бы успеть. А когда успел, судорожно выдыхаешь и начинаешь ее обнимать.
Пока добиралась из города в свой далекий родной поселок с плохими дорогами, меняла машину на катер, а катер на мотоцикл, слушала разных людей. Они все о чем то говорили, и кажется чего – то требовали. От властей, от президента, от водителя который их везет, от соседа по огороду. Мусор. Вот если бы президент издал указ его сортировать, ведь давно пора. Вот если бы власти дали приказ прибрать улицы к празднику, а лучше вышли бы и сами власти прибрали нам улицы. Вон смотри соседи, опять кидают мусор, как они нам надоели со своим мусором. Лес, и снова мусор. И снова президент, власть, гадские люди. Они, а мы - не они. Конечно, это не мы сейчас кинули в яму бутылку из под пива прямо на глазах у нашего ребенка. Потому что туда можно, яму ведь закопают. Мусор, мусор, мусор… Мусор на улице, мусор в головах…. или наоборот.
И вот она бабушкина улица, где дорога из травы и песка и несколько деревенских домов. Гуси, кричащие на чужаков. Дежурно лающие собаки. Развесистые березы над любимой бабушкиной лавочкой.
Она улыбается. Бабушка умеет улыбаться всем сердцем. И я сжимаю в охапку ее такую, когда - то большую, и такую теперь миниатюрную. Вдыхаю запах платка на ее голове и радуюсь, что успела. Что мы снова сможем поговорить. И она снова даст мне кусочек своей жизненной мудрости, своей оправданной жизнью философии.
Кто не знает: когда бабушке было 12 лет, ее мама умерла, а она осталась за старшую над младшими детьми. Пока отец пил, она работала в колхозе и растила младших. Это был Крым. А бабушка – крымская татарка, год рождения которой 1926 год. А это значит, что скоро война и скоро Сталин подпишет самую страшную для крымских татар бумагу. После этого без вещей и надежды, без права голоса и права на жизнь, их погрузят в катера и повезут на Урал. В холодную, неприступную тайгу. Они высланные. Они преступники без состава преступления. Они те, кто рубили лес, стоя по колено в снегу в одних юбках без колготок и ватников. Они те, кого потом государство РЕАБИЛИТИРОВАЛО перед согражданами.
Мы сидим на лавочке на фоне буйного мая и вдруг снова говорим о мусоре. Бабушка показывает мне улицу и спокойно так говорит: Надюля, летом хорошо, летом есть чем заняться и я не так скучаю. Вот снег растаял, улицу подмела всю. До храма подмела (надо отметить, что храм православный, а бабушка истовая мусульманка. Но как же она уважает чужую веру). До храма подмела, Пасха ведь у них была, должно быть чисто. Мусор в ведерко сложила. Перетаскала, что можно сожгла.
Кто не знает. Бабушке моей 90 лет.
Потом хмурится и оглядывается на соседский дом: Надя, ведь я подмела, а он взял и бутылки свои прямо за ограду на улицу выкинул (сосед временами пьет). Ну, я пошла, все эти бутылки обратно ему в огород скидала. Он понял, убрал (в этот момент она улыбается в себя, что он понял, что он убрал и, что на нее взрослую не посмел прикрикнуть, хотя мог, и она это понимает).
Улыбается и смотрит на соседнюю улицу, туда, куда выходит дальняя часть ее огорода: «Мария Ивановна тоже подмели и мусор на улице кучкой сложили. Ждали, что машина сельсоветовская приедет и мусор увезет. А она все не ехала. Ну, я пошла, ведро взяла, и начала этот мусор перетаскивать. А чего он лежит, машина может и не приедет, а он лежит тут посреди улицы. Внук ее увидел, сразу пришел помогать, убрали все»
И снова улыбается, ей хорошо. Что чисто на ее маленькой планете. Что люди, хоть и не сразу, но поддаются.
Сижу, слушаю и чего – то не понимаю, отравленная разговорами с другими людьми.
Ведь это у нее государство отняло малую родину. Отняло возможность попасть на могилу отца и матери, а ей так хочется сделать это перед возможной смертью (я намеренно смягчаю, потому что говорить это слово мне нелегко). Это у нее государство отняло смешливую молодость, заклеймив преступником. Это она по колено в снегу в юбке и без колготок рубила лес. Это она не окончила школу, и долгое время проработала нянечкой в детском саду. Почему она их не ругает? Почему она не говорит, что они должны прийти и подмести ей улицу? Что сам президент России должен бы стоять тут с метлой у ее калитки? Где это всероссийское «мне все должны - я несчастный» ????
При мне часто последнее время отдельные люди произносят такую фразу: надо валить из этой страны.
Я смотрю на вас всех и вспоминаю тот разговор на лавочке со своей реабилитированной улыбающейся бабушкой и думаю: а, правда, ВАЛИТЕ. Валите, пожалуйста, за свою заграницу, мусорьте там своими несчастными мыслями. А когда приедете к деду на могилу, не забудьте оставить ему записку: Деда, я сдался в плен Гитлеру. Живой. Добровольно.
